Внушение и искусство
И все же для объяснения неестественных поступков поэты всех времен изображали сверхестественные вторжения в душевную жизнь. Во времена Гомера сами боги внушали людям необыкновенные решения, во времена великих трагиков Эсхила и Эврипида ясновидящие и оракулы играли роль руководящих поступками героев сил; их пророчества считались исполнением предуказаний рока, слепой жертвой которого становился герой (трагедии "Орест" и "Эдип"). Во время персидской войны имели значение предсказания оракулов, в особенности Дельфийского, похожие на внушения. Шекспир тоже изображает иногда влияния, толкающие человека к его трагической судьбе.
В общем, явления внушения, как тема для поэтических произведений, по плечу только великим художникам. Второстепенные писатели прибегают для создания интереса к фантастическим невероятностям, вроде того, как если бы на сцене стали изображать гипнотизеров в виде черноглазых жутких колдунов, гипнотизирующих свои жертвы коверканьем их членов.
Активная роль внушения заключается в его влиянии на творящих и воспроизводящих художников и на зрителей. Понятно, что не всякая идея, возвышающаяся над обычным сознанием, может быть названа внушением. Творческие идеи возникают всегда вследствие общего подъема душевной жизни, внушения же связаны с сужением сознания, с преходящим понижением духовной самостоятельности, которые вызывает и использует для своих целей лицо, производящее внушение. В этом смысле художник, творящий самостоятельно, не действует под влиянием внушения, но иногда самовнушения играют роль в художественном творчестве. Подобно всем одаренным фантазией людям, художник тоже восприимчив к внушению, но чем он оригинальнее и гениальнее, тем самостоятельнее совершается его творчество.
Иначе обстоит дело с воспроизводящим искусством. Прежде всего многим кажется, что актер подвержен внушению предписанной роли. Гипнотизеры, например, Бернгейм, Шренк-Нотцинг, Краффт-Эбинг и другие доказали, что существует возможность путем послегипнотических внушений, превратить личность какого-нибудь человека в чужую личность, например, внушить роль Бисмарка или Наполеона, которая затем исполняется без размышления при помощи имеющихся способностей. Несомненно, загипнотизированный таким образом не приобретает душевных свойств Наполеона. Он только ведет себя так, как, по его мнению, вел бы себя Наполеон, и переживает при этом самое большее нечто вроде смутного самообмана; но как во многих снах, так и здесь, за иллюзией таится собственное самосознание.
Невольно приходит мысль о применении таких экспериментов в сценическом искусстве, но опыт показывает иное. Еще ни один из актеров, с которыми мы беседовали, не говорил нам, что он сознательно находится на сцене под действием внушения. Напротив, искусство актера заключается в самостоятельном воплощении, которым руководит память и разум. Актер вдумывается в произведение, учит роль, изучает людей, соответствующих людям, изображенным автором, и выявляет замысел автора словами, жестами и действиями. При этом он не подчинен внушению роли; напротив, он каждое мгновение должен быть в духовной связи с другими актерами, с режиссером, с суфлером и т. д.; но он ни на минуту не поддается обманчивому сознанию, что он действительно маркиз Поза, или Ромео. То, что создает видимость экстаза, является проявлением пластической приспособляемости и темпераментной выразительности.
1
- 2
- 3